21.11.2024 /
После 300-дневного перерыва: надежды на возвращение Марко Шварца
21.11.2024 /
Эстер Ледецка перед трудным решением на Олимпийских играх 2026 года
20.11.2024 /
София Годжиа тренируется с Линдси Вонн: особенный момент в Колорадо
Канченджанга-89. 35 лет
Начало
Зимой 1988 года технический сбор в Чимбулаке под Алма-Атой. А летом грандиозный траверс пик Важи Пшавелла – пик Победы – пик Военных топографов, 18 км, на всё про всё 10 дней.
Перед Победой выдали снарягу. У многих она впервые. Когда пошли на выход, то по ходу подгоняли все что терло и кололо. Я вырезал утеплитель на внутреннем вкладыше пластиковых ботинок на щиколотках, так как после двух часов ходьбы невозможно было двигаться.
Руководитель экспедиции - Мысловский Эдуард Викентьевич (1937-2023)
На переходе Важа Пшавелла – Обелиск шли связанные, но по гольному льду. Улететь могли в сторону Китая только на раз всей связкой. Потом на разборе разгорелась жаркая дискуссия – правильно или неправильно это.
Ближе к востоку от вершины нашли сидящую мумию альпиниста. Это альпинист из киевского «Спартака», команда погибла в 1984 году. На ногу намотана верёвка, уходящая в снег за карниз. Когда её вытащили, она оказалась обрезанной. Похоронили, заложив камнями.
Старший тренер - Иванов Валентин Андреевич (1941-2013)
В 1985 как раз была поисково-спасательная экспедиция по этому поводу ЦС «Спартака» под руководством Студенина Бориса Андреевича. Но среди ледовых сераков на перевал Дикий попали в ледопад двое. Травмы, транспортировка, вертолёт и мероприятие было закрыто.
На Победу в том году уже заходил в советско-американской экспедиции.
У нас же Хрищатый случайно нашёл вмёрзший в лёд дневник участника восхождения 1955 года. Уже в Алма-Ате Валера узнал, что автором днвника был Ергалий Рыспаев.
Сергей Арсентьев (1958-1998) погиб на Эвересте
На осень было запланировано углублённое медобследование. Мероприятие необходимое, но не знали, что от него ожидать.
Когда Гришу Лунякова на отборках на Эверест – 82 отстранили от участия с мотивировкой – высокое МПК (было 92 единицы, такое же как у Гунде Свана, шведского лыжника, 4-х кратного олимпийского чемпиона), то есть способность организма максимально вырабатывать свой энергетический потенциал. Медики заявили - Жаль, в нем потерян олимпийский чемпион в циклических видах спорта, а у вас - вот он на стене выработает всю свою энергию и отпадёт как муха …!?
Балыбердин Владимир (1948-1994) автокатастрофа
И вот наконец самолёт Москва – Бомбей – Калькутта.
Почему Калькутта, а не Дели и Катманду, узнал на вечере от Мысловского. Опять из-за денег. Были такие рейсы, на которых развозили книги на русском языке для популяризации. Договорились и полетели.
В Бомбее нас из самолета не выпустили из-за пожара.
Шейнов Александр (1958-1992) - трагедия на параплане
В Калькутте уже поздно вечером, а выезжали в пять утра автобусом.
Решили посмотреть город, вышли из отеля, напротив публичный дом, «работницы» предлагали услуги, ретировались.
Подходили люди, плохо одетые, грязные, просили милостыню, шли за тобой с протянутой рукой.
Люди спали на тротуаре или в оконных углублениях, у некоторых на ногах короста, язвы, тут же мать кормит младенца.
Откровенно говоря, были ошеломлены всем увиденным.
Выехали в пять утра, поехали на север к границе с Непалом, город уже кончился, а улица не кончалась.
Дома, лавки, люди и так бесконечно. Шофёр беспрерывно сигналил, доктор, Валера Карпенко, подсчитал, что максимальное время без сигнала – две минуты.
Автобус, раскрашенный как динозавр на карнавале, «вела» целая команда: шофёр – сингх - чалма, усы, борода, остроконечные ботинки.
Дальше механик – заправить, отремонтировать, шофёр ни-ни.
И ещё мальчик на побегушках – он свистел, стучал по стенке автобуса, иногда выбегал вперёд, чтобы отогнать нерадивую козу или корову.
Хрищатый Валерий (1951-1993) - лавина на Хан-Тенгри
А корову давить совсем нельзя, свято, восемь лет тюрьмы!
Сразу до места назначения не доехали. Остановились на «автовокзале» какого-то посёлка. Хотелось есть, было много харчёвен, но как куры на шесте, никак не могли усесться ни в какую, пугала антисанитария.
Но делать нечего, мужались и решались.
Легли, кто где, на рюкзаках в автобусе, в ночлежках.
Кто спал на циновках встали в четыре утра, заеденные блохами.
Вспомним тех, кто сделал большое дело, но их сейчас рядом с нами нет!
Поздним утром доехали до нашего пункта назначения поселка Джогбани.
Возникли проблемы, груз наш здесь, но нет руководства.
И выяснилась неприятная ситуация – в этом пограничном пункте уже 10 лет нет проезда иностранцам.
Причина, как потом узнали, проста – в бедности района, не хотели показывать.
Халитов Зинур (1958-1990) - погиб на Манаслу
Целый день ходили по одной улице, полицейский запретил приближаться к пограничному шлагбауму ближе чем на 100 метров и фотографировать.
Вот местные окружили Володю Сувигу, слышно как он доказывает – Да я такой же «драйвер» (шофёр) как и вы!, - а в ответ – «Э..э..э… «драйвер» с золотым фиксом не бывает!
А вот корова «создала» очередную «лепёшку» и тут же женщина её подобрала, это уже достояние – топливо для очага.
Но ничего вечного нет и все проблемы когда-то решаются. Объехав 200 км, мы перебрались в город Биратнагар, а через пару дней в деревушку Базантапур, откуда и стартанули в треккинг к базовому лагерю.
Луняков Григорий (1955-1990) - погиб на Манаслу
В сумме у нас 20 тонн груза и это вылилось в 650 носильщиков. Каждый нёс по 30 кг, получая 40-60 рупий, но некоторые брали по два груза. Для сравнения – за раз можно было поесть рису, основной их пищи, на 12-15 рупий.
Караван растянулся на две недели, движение из-за муссонов по верху гребня, примерно на 3000 метров.
Во время непогоды, снега, портеры снимали сланцы, в них ещё хуже.
Ноги у всех жилистые, хорошо развиты икроножные мышцы, бёдра, ступни огрублены, у многих глубокие трещины на пятках.
Но возникали трудности не привычные для нас. Снег и холод распугал многих портеров и они, побросав грузы кто-где, разбежались.
Выручил офицер связи, применив резкие меры, посадил в полицейский участок шестерых и сказал, что посадит и их семьи. Слух быстро разнёсся и возымел действие, все грузы постепенно снесли в одно место, недовольные ушли, а нам пришлось набирать новых портеров.
Букреев Анатолий (1958-1997) - погиб на Южной Аннапурне
Или другая ситуация. Основная дорога шла по гребню с двумя опасными переходами, поэтому пошли низом долины через лесную чащобу с крутыми склонами.
Портеры стали требовать увеличения зарплаты за опасную дорогу, а у нас смета, по которой 60 рупий и не больше.
Столкнулись две системы – они требовали за больший и опасный труд большей оплаты, а мы говорили, что договор дороже денег. Они в ответ, что о такой дороге вы нам не говорили!
Мы застряли на четыре дня. Сирдар (старший над носильщиками) подключил ледовых носильщиков, это отдельные люди для работы на леднике.
Им было положено выдать одежду, обувь и подстилки.
Из-за оптимизации наших расходов в Союзе этот вопрос решили с помощью киногруппы. Лёня Трощиненко достал б/у шинели Нахимовского училища и неликвид фабрики «Скороход» - резиновые сапоги большого размера.
Виктор Пастух (1957-1996) - погиб на Шиша-Пангме
Когда всю эту компанию одели, то получилось суперэкзотическое зрелище в сапогах и в шинелках с блестящими пуговицами. Без смеха нельзя было смотреть, некоторые залазили в сапоги прямо в кедах.
За этот прокол, в конце экспедиции, пришлось расплачиваться деньгами.
Сделав по 3-4 ходки по леднику, все добрались до базового лагеря на 5500м.
Во время забросок у носильщиков кончился их любимый рис, были перебои со снабжением. Так они стали вскрывать наши баулы и выискивать высотные пайки. Потом мы встречали на снегу брошенные вскрытые и несъеденные банки с икрой. Оказалось, что они «рыбьи яйца» не едят.
Началась работа на горе. Заброска грузов и обработка маршрута служили нам одновременно и акклиматизацией.
По идее нам должны были помогать 16 высотных носильщиков, объём работы большой и они были запланированы. При опросе, о желании быть на вершине, согласие дали человек десять. Для них это было важно, восходитель резко повышал свой социальный статус.
Но поначалу мы занялись их обучением передвижения на жумарах по верёвкам, поскольку, сразу же за базовым лагерем, был крутой снежно-ледовый взлёт, что нас озадачило.
Леонид Трощиненко (1945-1990) - лавина на пике Ленина
Погода стояла переменчивая, солнечная сменялась снегопадами и приличным холодом. Я жил в кемпинге с Мишей Можаевым, и было здорово, когда он был на выходе, можно было залезть сразу в два спальника и соответственно для него, когда я уходил.
Вспомним тех, кто сделал большое дело, но их сейчас рядом с нами нет!
В один из моментов к нам в базовый лагерь пришли американские товарищи, их экспедиция работала с другой стороны горы, с необычной просьбой - продать кисдород.
У них оказался "прокол", соединение от редуктора не подходило к кисдородному баллону, делали разные фирмы, унификации не оказалось.
Я до сих пор удивляюсь, как же они, с их западной правильностью, допустили такой серьёзнейший промах.
Деревня Басантапур - отсюда начался треккинг к горе
На что Мысловский ответил: Русские воздухом не торгуют, - дав им два комплекта кислорода и добавил - По приезду в Катманду угостите пивом.
Что они по факту действительно сделали.
Выход на гору длился 4-7 дней, в зависимости от цели, и было необходимо установить три промежуточных лагеря на основной ветке: на 6100м, 6500м и 7300м.
С третьего лагеря дороги расходились по трём направлениям: западном, центральном и южном. На каждой ветке по два промежуточных лагеря на высотах 7800м и 8200м.
Носильщики и носильщицы уже в очереди за грузом!
Рюкзаки обычно были по 15-20 кг.
На третьем выходе наша российская группа, Жека Виноградский, за старшего, Саня Погорелов, Володя Каратаев и я, делала четвёртый лагерь. Шли на смену группе Бершова в составе Туркевича, Пастуха и Хайбулина.
Они передали по рации, что до намеченной точки не дошли, поставили палатку в удобном по ситуации месте, но ураганный ветер порвал верхний тент этой импортной «Салевы», поэтому ночуют только во внутреннем, мёрзнут, в голосе паника.
У нас вдруг Саня заявил, что заболело горло, и он уходит вниз из третьего лагеря.
Столовая в местечке Тсерам - в зеленой зоне
Встретились с верхней группой, спускавшейся как в замедленной съёмке, в середине перехода, перебросились мнениями.
Дошли до их ночёвки с упорством обреченных, Володя сильно отставал. Ветер гудел по склону с циклом прибоя. Больше всего давило на психику его постоянство.
Решили с Женей подняться на пару верёвок под скальный выступ, там должно дуть меньше. Сходили, посмотрели, ничего подобного, всё также, но есть хорошая площадка.
Спустились, взяли в рюкзаки под завязку и опять вверх. Шаг, два, три и страшная одышка. Где-то на двадцать вздохов приходили в норму. Прокачивали воздух через себя, как вентилятор, а толку никакого. Но надо, надо это сделать!
Наконец долезли, достали уже нашу, отечественную «полубочку», но её вырывало из рук порывами ветра. Пытались любыми способами закрепить, удалось её расстелить, и я упал «крестом», удерживая телом, руками и ногами концы палатки.
Жека стал закреплять оттяжки. Долго, очень долго он это делал, я весь промёрз, ветер всё из меня выдул. Но я его понимал, без рукавиц, на ветру и морозе, никому этого не пожелаешь. И в данной ситуации он видимо был лучший.
На следующий день думали поработать выше, ни черта подобного, при таких условиях не возможно. Сделали грузовые ходки и защитную стенку от ветра, но ветер её «сожрал». Вторую стенку сделали уже в метр толщиной, но помогла мало.
Перед заключительным разбором восхождений!
Утром стали спускаться, вниз не вверх, но тяги нет. До такой степени нет, что обидно, шли на «автопилоте». Никогда вроде такого не было, чтобы садился отдыхать на спуске. Поздно вечером пришли в базовый лагерь. Горло воспалено, сглатывать не возможно, раздирающая боль, в организме опустошение.
А, утром, я «окосел»! До завтрака, вместе с доктором Валерой Карпенко, чистили зубы. Пожаловался ему на соринку в глазу.
- Так-так, какого цвета, движется ли за зрачком, так-так! Тебе, наверное, не нужно ходить на траверс.
- Боже, какой траверс, меня туда ещё никто не звал, с обработкой не закончено и состав траверсантов не утверждался.
- Ладно, посмотрим!
За день до четвертого выхода он мне сказал, что не пускает меня - У тебя кровоизлияние в глазное дно. У меня такое было. Возможно отслоение сетчатки. По теории две недели стационара. По медпоказаниям нахождение человека выше 6000 метров вообще вредно!
От Черного и Ефимова для носильщиков зависило многое!
Меня как обухом по голове!
Я к нему объясняться – Мол, ты не понимаешь, что творишь!
Нога, рука сломаны или ангина – это понятно, я бы сам не просился.
В ответ – Нет!
- Слушай, я два года готовился сейчас, а в общем двадцать лет, ущемлял себя, ущемлял семью – это мой своеобразный итог!
Он ответил, что меня прекрасно понимает и ему очень трудно было принять такое решение, но не простит себя, если я вернусь в семью без глаза.
Я к ребятам – только сочувствие, я к тренерам, они – Это удел врача!
Засуетились киношники, наконец-то созрел острый сюжет.
Карпенко говорил, что как врач он обязан был сделать это, но вот он меня подлечит и если всё будет хорошо, то пустит на основной выход.
Мысловский сказал, что тренерский совет возражать не будет и, обращаясь ко мне, добавил - Сергей, горы стоят и будут стоять, какие твои годы!
Но я его «не слышал». Только гора могла нас «развести».
В ответ я огрызнулся – Уйду один наверх, ночью, мой глаз – моя ответственность!
Сказать, что я был зол на доктора, значит, ничего не сказать!
Ребята ушли вверх, делать пятый лагерь и, главное, с возможностью взойти на вершину, а я поплёлся вниз, в зелёную зону, очерняя весь мир и проклиная судьбу.
Уже после экспедиции до меня дошли слухи, что ещё у двоих была такая болячка, но как- то и кто-то решил вопрос другим способом и наружу это не вылезло.
И я много раз, после, анализировал ситуацию, ведь было потом ещё 14 восьмитысячников и без рецидивов.
Да, переработал я тогда, перегрузился, кинулся с открытым забралом на стихию, а она этого не терпит.
Экспедиция в целом двигалась своим верным и степенным ходом, но были плоскости соприкосновений, будоражащих её изнутри.
Первая и основная - это противостояние «кислородников» и «безкислородников». Руководство настаивало работать с кислородом для гарантированного успеха. В противовес им группа активистов ратовала за максимальный спортивный успех, и на обработке, и на траверсе идти без использования кислорода.
Среди участников яркими выразителями первых были Бершов и Туркевич.
Михаил делился своими соображениями – Вы шо? Учёные доказали, что от высоты отмирают клетки головного.
Оно нам это надо!
И потом, после Эвереста у нас было полно выступлений, никто особо и не интересовался, как мы шли, главное, что зашли!
Активнейшими сторонниками обратного подхода был Балыбердин и Хрищатый, последний, как ярый представитель всех воспитанников казахской школы под руководством Ильинского Ерванда Тихоновича.
Ну, не знаю, по поводу первого, разве что только если немного-немного. )))
А ходить без кислорода, - это «от бога», если судить по Эвересту, то примерно 10 процентов от всех восходителей, хоть в мире, хоть в России.
И как показали итоги экспедиции, каждый был «себе на уме» и сходил так, как считал нужным!
Вторая плоскость – это отношения: киногруппа – руководство – участники. Не находилось понимания и киношники как бы мешали руководству по исполнению планов.
В конце концов, они раздали кинокамеры и фотоаппараты участникам групп, при этом доплачивая за киносъёмку, что внесло раздор уже внутри групп. Возросла нагрузка на группу, снимающий отставал и тормозил движение, но при этом оставался в выгоде.
Выход напрашивался очевидный – как-то заинтересовать всех, и руководство, и участников, но этого не было сделано.
Пару малых «вулканов» возникло тогда, когда группа Елагина взошла в третьем выходе на Главную вершину, как бы ни по плану, с опережением графика. Хотя «показаний» для такого поступка не просматривалось, но кислород сделал своё дело.
Базовый лагерь - "могила Паша" - 5500м
Больше всех возмущались «эверестовцы» - И слабы, и не может этого быть, и поскольку москвичи, то «блатные».
Их самолюбие было задето.
И ещё, когда, Мысловский и Чёрный рванули на Главную вершину между четвёртым и пятым выходами.
Старшему тренеру, Иванову Валентину Андреевичу, только радикальными угрозами удалось это пресечь.
Тут уже все участники, как куры в курятнике при появлении лисы, «раскудахтались» - Нарушение мер безопасности, может быть срыв экспедиции, - что было верно!
Но мы между собой делились, что грош цена будет экспедиции, если все тренера и хозработники будут лезть на вершины, в чем тогда наша сила, готовившихся два года.
В столовой БЛ - слева направо - Голубев, Венделовский, Чёрный, Виноградский, Луняков, Туркевич
Четвёртый выход закончился очень успешно, все пять групп поставили пятые лагеря и сходили на горы.
Затем собрались в зелёной зоне для отдыха и восстановления перед решающим выходом. Тренерский совет стал определять состав траверсантов. Ефимов Сергей Борисович переговорил с каждым персонально по поводу самооценки. Все как один заявили, что готовы и что траверс цель всей их жизни.
Вроде всё просто, за годы отбора сложился рейтинг, сильнейшие идут на траверс, плюс-минус небольшие изменения. А тут Валентин Андреевич сказал, что не знает по какому критерию отбирать - Думаем от каждой группы по два человека, всего десять, пойдут «пятёрками» во встречных направлениях. Соберёмся на тренерский совет и решим!
А в тренерский совет входили, кроме тренеров, «старые гималайцы» и руководители групп. В результате «кислородники» взяли верх, Хрищатого, как наиболее «ретивого» не включили в состав траверсантов.
Обстановка накалилась, привычная логика была нарушена, народ поляризовался, некоторые перестали разговаривать друг с другом.
Но время шло, и дело надо было делать.
Утвердили две вспомогательные группы. Я попал в команду Виктора Пастуха вместе с Володей Каратаевым, Ринатом Хайбулиным и Мишей Можаевым.
Наша задача была – пройти по центральной ветке, доделать её и пятый лагерь и, если будет всё хорошо, сделать восхождение на Главную вершину.
В палатке "Зима" - зима. Каратаев, Елагин
К тому времени я пролечился пятью уколами на рассасывание кровоизлияния и ста таблетками на укрепление стенок сосудов. Доктор дал добро и выпустил на выход при условии – как можно раньше включить кислород и после достижения вершины сразу же вниз.
По плану наша группа вышла первой. Шли, минуя первый лагерь, сразу во второй, это стало нормой. Вечером в палатке разговорились, кто, о чём мечтает. Я сказал, что хотел бы сходить на вершину без кислорода. Витя напомнил, что у меня предписание.
– Да, я несу с собой баллон кислорода и в случае ухудшения самочувствия сразу же им воспользуюсь. Группа из-за меня не будет страдать, я буду работать также как и все.
Виктор сам врач, всё прекрасно понимал, но у него были более свободные взгляды на происходящее.
Без кислорода решил идти и Ринат.
До третьего лагеря добрались в одном режиме.
Посоветовавшись, решили на следующий день идти сразу же в пятый лагерь, это было по силам.
Вышли рано утром и в хороший мороз, много снимал фото и из-за этого стал отставать, так как всё не просто.
Надо было остановиться, снять рюкзак, снять рукавицы, достать фотоаппарат, сфотографировать, всё снова спрятать и ещё сделать 50 махов руками, по-другому не получалось.
А ребята тем временем шли, никто не ждал, но вот где-то на переходе через четырёхметровую трещину я их догнал.
И этот рваный темп ничего хорошего не сулил. Через трещину были натянуты две горизонтальные веревки и по ним надо было ползти, а внизу метров двадцать. Пока каждый организовывался, время шло и движение стопорилось.
Дальше был широкий кулуар вплоть до пятого лагеря, который был поставлен под самыми скалами. В четвёртом забрали кислород, карематы, как планировалось.
С большим грузом и без кислорода шлось очень тяжко. Кто шёл с кислородом двигались резвее, уже темнело, а мы с Ринатом болтались вдвоём сзади на перилах.
Он уже плюнул на всё, надел маску, но глядя на меня, снова спрятал.
На фоне темнеющего неба было видно, как ребята начали ставить палатку.
Сейчас я уже определённо могу сказать, что всё дело в темпе. Если бы мы с Ринатом шли своим темпом, а не гнались бы за впередиидущими, то было бы все нормально. И надо ходить, при равной группе, или всем с кислородом, или всем без кислорода.
Пришли мы часа через полтора после первых. Оказалось, что лагеря как такового и не было, заново пришлось делать площадку, ставить палатку.
Было тесно, все были одеты, поели, расположились спать. Ноги полусогнуты, тело затекало от одной позы, которую сменить было невозможно.
Надо было или положить ноги на лицо другого, или просто сесть, получался не сон, а мучение.
Все спали с кислородом с подачей 0,5литра кислорода в минуту, а я без кислорода. Хотел быть в своём порыве, идти без кислорода, абсолютно «чистым».
Утром решили так – «кислородники» идут «крест», то есть, с перемычки направо, на Среднюю вершину, а затем налево, на Главную, а мы с Ринатом как получится.
Где-то с 9.00 до 10.00 вышли все, снега на скалах было мало, шли в кошках, меня шатало как пьяного. На каждый шаг –два останавливался и «думал», впереди маячил Ринат. Когда мы подошли на перемычку, то ребята уже спускались со Средней, там было недолго.
И тут меня осенило, что я могу вообще лишиться горы из-за своих амбиций, потому как был уговор идти до 14.00 и после этого поворот вниз.
Мужики, сходя на вершину, не стали бы ждать долго меня на спуске, дело было к вечеру и безопасность могла быть под угрозой.
Я принял волевое решение, достал баллон, надел маску, а Ринат бросил рюкзак с баллоном на перемычке.
Не скажу, что мне полегчало, был такой же угнетающий надрыв, но визуально я стал идти вровень с ребятами, значит темп вырос.
Медленно, но мы продвигались к цели, стали мелькать мысли, что это фантастика, что я здесь и почти на вершине.
Вершинный купол – это метров двести скал 2-3 категории трудности, припорошенных снегом.
Лезли и вдруг, как-то без эмоций, увидел мёртвое тело гуся, видно не смогшего перелететь этот «барьер».
Володя стоял уже на вершине, а нам ещё надо было немного, и перед самым выходом наверх, он вдруг быстро стал спускаться вниз, я ему«промычал» в маску, но он не отозвался.
Вышли на вершину, сняли маски, поздравили друг друга, обнялись. Было тепло, не было сильного ветра, видимости тоже, так, чуть-чуть. Сфотографировались и связались по рации с базовым лагерем. Оттуда поздравили и потребовали описать обстановку, это было необходимое условие.
На вершине стоял красно-белый шест, оставленный в 1984 году японцами, расписались на нём, я оставил вымпел Саратова, взял несколько камней.
Взглянул вниз, Ринат сидел, откинувшись на скалу, и вдруг встал, и пошёл обратно, а за ним Володя, догнал и отдал ему свой кислород.
Ринат двинулся вверх, когда повстречались, сказал, что выдохся без кислорода, с баллоном лучше.
В голове мелькнула мысль – А не попробовать ли сходить на Среднюю вершину, - но оставил её до момента прихода на перемычку.
Тяги особой не было, желанный кислород не помогал так, как хотелось бы. Сказывалась нагрузка, кислородная задолженность, темп был выше, но также была и одышка, и после нескольких шагов останавливался и приходил в себя.
По плану хотели в этот же день спуститься в третий лагерь. Время было уже два часа дня, резвости не было, поэтому мысль о Средней отошла сама собой.
а том, что без кислорода до 8400 метров прекрасно, да плюс моя ситуация с глазом.
Все «скатились» по перилам до пятого лагеря, забрали личное, а лагерь оставили траверсантам для подстраховки.
По возможности её должна была забрать группа Сергея Арсентьева.
Наверху было ещё светло, а внизу чернел уже вечер, и заметно холодало.
По перилам через четырёхметровую трещину пришлось перебираться без рукавиц. Миша Можаев попросил подтянуть его рюкзак, я ухватился за карабин и в результате всего этого пальцы потеряли чувствительность.
Ещё немного, еще чуть-чуть ...
Настраивал себя н 300 раз махал руками, но это ничего не дало, оказалось мало, пальцы не отошли. Конечно, надо было махать до появления результата, но надо было, и двигаться дальше. Уже в палатке появились на пальцах волдыри, это собственно единственное отморожение было у меня за всё время экспедиции.
К палаткам в третьем лагере подошли уже затемно, тропу занесло, и боялись проскочить. На следующий день спустились в базовый лагерь.
Хотелось отдохнуть, но руководство гнало вниз, так как есть было нечего и я решил спускаться, а ребята остались.
Была ещё одна причина, по которой я пошёл вниз. В этой кутерьме напряжения я где-то здорово переохладился и схватил, третий раз по жизни, рецидив воспаления простатита.
Я шёл вниз с двумя моментами, с чувством удовлетворения сделанного на горе и с чувством дискомфорта в теле. Догнал по дороге Володю Воскобойникова, нашего шеф-повара, к вечеру дошли до Рамзе.
Там местный «малый» уже организовал лавку, моментально сориентировавшись и для нашей экспедиции, и для всех треккингистов, для которых этот район был закрыт 20 лет по политическим мотивам.
В Тсераме, в зеленной зоне, узнали, что четвёрка – Ефимов, Чёрный, Карпенко и шерп Бабу решили подняться на Главную вершину и уже находились в пятом лагере.
И вот она вершина, о спуске пока не думаем ... Пастух, Можаев.
Но сходили трое, Мысловский не разрешил Валере. Парня буквально подменили, и, хотя у меня к нему было особое отношение, было очень не уютно смотреть ему в глаза.
А для шерпа Бабу эта экспедиция стала «золотым началом» его восходительской карьеры, он после побывал 10 раз на Эвересте.
Это восхождение его буквально моментально вознесло, в каждой деревне он сидел на возвышении в позе Будды, а все остальные внимали его рассказам.
А вообще «шерпаки» нас разочаровали, только двое занесли груз в третий лагерь.
Или мы их «задавили», когда брали груза больше и шли быстрее, или просто нам достались не самые сильные.
Постоянно было «напряжение», то они сожгли спальники примусом, то у них болело ухо, то бок, то они требовали денег.
На острие «атаки» был Ефимов, дело доходило до мордобойства.
Ну, а когда они в высотных лагерях спали в наших спальниках, то после вообще был «атас», запах от них был непереносим!
И хотя они сейчас проявляют чудеса выносливости, предубеждение осталось.
Когда все спустились, то состоялся разбор восхождения. Это было лихо и круто, даже не ожидал, что все выскажутся как на духу, предъявят друг к другу всевозможные претензии.
Но в тот момент витал уже другой вопрос – Как оценят наш труд?
По-моему, Василий Елагин, публично высказал мысль о футбольном принципе – Гол и победа у всей команды!
Результат был потрясающий – 28 восходителей, 49 человеко-восхождений, 85 вершино-пребываний!
Но на всё это можно было по-разному посмотреть!
Хорошо, что наше руководство думало также и донесло эту мысль вышестоящему руководству. Все были отмечены и достойно!
Ещё на треккинге, Эдуард Викентьевич, произнёс тост на День Советской армии – За победу над горой и чтобы после экспедиции никто не держал ни на кого обид, памятуя видимо эверестовскую экспедицию.
Я думаю, что это получилось. И хотя он после Канченджанги заявил, что никогда больше не будет руководить такими экспедициями, они, вместе с Валентином Андреевичем и всем тренерским штабом достойно и уверенно провели «корабль» сквозь «рифы» и приплыли к вершине успеха.
И я думаю, что за счёт демократичности, спортивности и результативности эта экспедиции сгенерировала активность в высотном альпинизме на несколько десятилетий вперёд не только в СССР, а затем в России, но и во всем СНГ, не знаю как там уж в мире.
Кто-то перестал ходить сразу после экспедиции, а кто-то ходит до сих пор, а сколько людей смотрели на них и равнялись, и продолжали совершенствоваться!
А в Катманду мы вернулись на 10 дней раньше намеченного вылета. Билеты было невозможно «переиграть» и мы «болтались» по городу в поисках всевозможных сувениров и покупок. Благо обилие лавок, доступность цен и наша «впервыеувиденность» этому способствовали.
Мудрый Николай Дмитриевич предупреждал – Вы только дома сразу всё не дарите, давайте частями, продлевайте радость дарения!
Пасха на Канче. Богомолов, Хайбулин
В гостинице «Кристалл», в центре города, в первый день, был приготовлен «шведский стол», но получилось так, что последним ничего не досталось.
Наше потребление после горы не совпало с их представлением о потреблении, на следующий день были уже порционные блюда.
К тому же выяснилось, что в смете по статье «питание» денег уже не осталось, и у нас был только обед и ужин. А перекинуть из статьи в статью по тем временам было невозможно.
А когда Саша Погорелов купил часы и уже в гостинице увидел, что они за час делают суточный оборот, мы их прозвали «быстрый ход», то обмен смог состоятся только при наличии полкоманды, вносившей «коррективы» в их устоявшееся «понятие» купли-продажи.
Все эти «штрихи» только привносили определённый шарм в понятие «гималайская экспедиция».
Автор: Сергей Богомолов, Саратов
3 |