Выпавшие из гнезда

04.02.2018

На рассвете, когда солнце только начало освещать их штурмовой лагерь на 6900, Айболит увидел птичку, сидящую на коньке палатки, где ночевала группа Королевы Марго.

"Щегол? Ну, откуда же ему взяться?" - птичка была светлой окраски, с желтыми и красными пятнами на груди и непринуждённо пела свою зазывную для самочки песню, как будто бы это всё было далеко внизу. Вдруг поднялась в воздух и, треща крылышками, стремительно улетела...
Айболит протёр глаза. "Галлюцинация? Шизофрения? Нет, при этом слышатся только голоса, а визуальные галлюцинации даёт белая горячка и белладонна." Он подошёл к палатке. Да вот он, помёт, и ещё не засох...

* * *

Уже спустившись после восхождения на орографически левую морену ледника Бивачный, возле могилы проводника, напротив огромного камня, где было написано: "Петя Карпов", он взял много лет валяющуюся там шину Дитерихса и сделал костыль для Шмеля, который уже совсем не мог наступать на ногу...
И глядя вслед удаляющемуся Шмелю, скачущему по леднику на одной ноге, с костылём в правой руке и с ледорубом в левой, Айболиту вспомнилась их теннистая улица и шмелёвский двор...

* * *

Для Айболита его улица была лучшим местом во всём Ташкенте. Дом был расположен на углу теннистых, с высокими клёнами и тополями Шпильковой и Шедовой улиц, а вода в арыках была чистая и прохладная. Двор Шмеля, где тот крутил на турнике "солнце" на спор и лучше всех, стоял напротив дома, где жил Айболит. Северный конец Шпильковой упирался под прямым углом в Шелковичную, где располагался институт Турк.Шёлка, в народе прозванным "трушёлкой", а перед ним была плантация тутовых деревьев, под которыми росла высокая трава, где летними вечерами любил сидеть маленький Айболит, до самой темноты наблюдающий полёты стрижей. После шмелёвского двора Шпилькова заворачивала на запад, где опять под прямым углом отходил Спортивный переулок, в конце которого находился институт вакцин и сывороток, а там ходили по двору иммунизированные лошади, от которых шел вкусный и тёплый запах их пота.

Немного далее, по Шпильковой, стоял красавец музей прикладного искусства, где каждому входящему показывали искусно выделанные воинские доспехи, ковры и сюзанэ, женские украшения и серебряную кухонную утварь с чеканкой удивительной красоты...

Щеглы и вороны появлялись в Ташкенте откуда ни возмись и поздней осенью. Отлов щеглов начинался в феврале месяце и начале марта, когда щеглиные самцы, одуревшие от любви, пели днём, а крупные и наглые коты, хозяева чердаков, начинали вопить по ночам и драться, сходя с ума от сладострастных вожделений...

Тогда не только на Паркентском, но и на других базарах появлялись инвалиды войны с клетками-ловушками на продажу, для щеглиных самцов, из трёх отделений, где в середину помещали самочку, а с двух концов были открытые камерки, в которые залетали молодые и полные любовной силы самцы, потерявшие рассудок и осторожность, и пели зазывающие песни.

Звучали щеглиные трели и в шмелёвском дворе, где маленький Айболит познакомился со всеми пацанами старше себя на семь-восемь лет, а одногодков его там не было, потому, что ушедшие на войну с этого двора мужчины домой уже не вернулись...

Первым нарушил закон тщедушный пацан по кличке Якорь. Он всегда хотел быть моряком и один нехороший, уголовного типа, дядя за четыре щегла вытатуировал ему здоровенный, на всё пузо, морской якорь. Он спёр из музея шлем и копьё, а со двора института вакцин и сывороток увёл одну очень смирную лошадку и начал на ней скакать по всей округе, пока та не рассердилась и не сбросила его в "трушёлку", где его и нашли блюстители порядка...

Спустя некоторое время, огромный, с большими синими и мутными глазами Вальтон, пошёл в свою первую отсидку за подделку больничного листа...

Шмеля спас от тюрьмы альпинизм...

Юру-Щуку, единственного сына молочницы тёти Любы, студента-заочника, вернувшегося из армии, тихим летним вечером зарезал полусумасшедший Киря, по кличке " Петушок", тут же забившись в судорожном припадке с пеной изо рта. Ничего лучшего не нашли менты и отвезли Петушка в знаменитую на весь Ташкент психбольницу, по "пятому номеру" трамвайного маршрута, на входе которой стоял памятник пяти врачам, которые были растерзаны своими больными...

Отлечившись, Киря-Петушок творил ещё немало такого, за что можно было схлопотать большие срока, но всё сходило ему с рук из-за его судорожных припадков, в которые он впадал после, уверяя всех, что ничего сотворённого он не помнил. Он ударил ножом в живот четыре раза Якоря, который непонятным образом выжил, но в армию его уже не взяли, и он запил, похоронив навсегда свою хрустальную мечту о море...

На углу улицы Баранова и Педагогической стояла пивная будка дяди Миши, орденоносца и инвалида войны, превратившаяся в своеобразный клуб, где собирались ещё живые фронтовики без рук или ног, дебоширы и алкаши, спасшие страну и его, Айболитовский, избранный Богом народ от поголовного истребления, ничему в жизни так и не сумевшие научиться, кроме русского штыкового боя и умения пить горькую...

Айболиту было уже за двадцать, когда, наконец, из очередной отсидки вернулся Вальтон, женившийся ещё до окончания срока на татуированной вдоль и поперёк красавице-воровке, решившей "завязать". Он зашёл в пивную к дяде Мише со своей пассией, и, как по расписанию, туда же вскочил Петушок, которого Вальтон тут же, под одобрительный гул инвалидов, ударом кулака выбил из заведения. Отдышавшись, Петушок побежал в каширную мясную лавку напротив, схватил разделочный нож, вернулся в пивную и воткнул этот нож в живот молодой жене Вальтона, прорезав брюшную аорту...

Поздно на мгновение и непоправимо поздно, массивный костыль, метнутый, как копьё, единственной рукой дяди Миши ударил Петушку в лоб, который тут же изобразил очередной припадок с судорогами и пеной у рта...

Три дня и три ночи раздавался по всей округе, горестный и одинокий волчий вой Вальтона, оплакивающего свою первую и последнюю любовь, свою воровскую жизнь и мёртвое, его Вальтоновское счастье...

Исчез Вальтон из города, похоронив свою подругу на Боткинском кладбище. Исчез навсегда. По одним слухам, завербовался на Север, по другим, снова за что-то сел...

Благополучно вылечившись после очередного обострения, Петушок был пойман контролёршей в трамвайном вагоне, платить штраф отказался. Вызванный милицейский наряд повёз его, ухмыляющегося, в отделение. На полпути "воронок" остановился, старший наряда вышвырнул Кирю-Петушка на улицу и первый выстрел, согласно инструкции, был сделан в воздух...

* * *

Зимами Айболит регулярно приезжал в Пенсильванию к Тигрёнку в субботу вечером, а утром они отправлялись спускаться с гор на лыжах. Часто, в вечера приезда, Тигрёнок показывал стареющему Айболиту слайды со знакомыми тому вершинами и маршрутами. Однажды Тигрёнок показал фотографию замёрзшего птенца, найденного им на Плато Парашютистов. "Наверное, снизу залетел, или ветром занесло". "Нет, дорогой, они живут там. Видишь его форму крыла - он ещё летать не умел". Айболит вспомнил и рассказал Тигрёнку о птичке, которую видел на 6900. "Похоже, выпал из гнезда".

Положение тельца и крылышек, складка на веках, какая-то беспомощная поза, напоминали ему что-то очень знакомое, но что, он не мог вспомнить.

Уже воскресным вечером, на пути домой, в Нью Йорк, выплыло из глубин памяти на поверхность то, что заставило его бросить машину за обочину и резко остановиться.

Тут же подлетел шериф в своей машине. Айболит увидел его свирепую бульдожью морду с добрыми глазами. "Ват саб?"- проревел шериф, что могло означать и "какого хрена", и "что я могу для тебя сделать", пытаясь скрыть за раздражением свой заботливый взгляд. "Натсинг, офицер, гона гоу сун". Шериф отъехал. Проводив взглядом полицейскую машину, Айболит двинулся дальше...

Эти парни со шмелёвского двора, и Шмель, и Вальтон, и Якорь, и Щука, все такие разные, имели сходство с тем птенцом, выпавшим из гнезда, а затем, замёрзшим...

Автор: Aibolit
Из сборника: "Картинки из прошлой жизни".
Фото: K.Minaichenko